Насилие в детстве, отпечаток на всю жизнь

Ребёнок плохо себя ведёт. Его нашлёпали. Родители скажут: «Мы его учили». На самом деле по отношению к ребёнку было осуществлено физическое насилие. Много ли тех, кого в детстве пальцем никто не тронул? А уж тех, на кого в детстве ни разу не накричали, совсем не найдётся. Не дома, так в школе кричали, пугали угрозами страшными.

Нормальная ситуация развития российского ребёнка сопровождается таким эмоциональным насилием чуть ли не каждый день. Между тем стресс, который переживает ребёнок в ситуации эмоционального насилия, ничем не отличается от стресса, который бывает в ситуации физического и сексуального насилия. Любое систематическое насилие приводит к тому, что у жертвы и у свидетеля развиваются посттравматические стрессовые расстройства. В обыденной жизни наиболее заметными признаками постстрессового расстройства являются так называемые симптомы повышенной возбудимости у ребёнка: раздражительность, нарушения сна, непослушание, трудности концентрации внимания, взрывные реакции, непроизвольная физиологическая реакция на событие, символизирующее или напоминающее травму. Например, если замахнуться рукой на битого ребёнка, он может зажмуриться, отшатнуться, закрыться руками, испугаться, заплакать, несмотря на то, что столкнулся только с угрозой, не с реальным насилием. Небитый ребёнок просто удивится. Симптомы повышенной возбудимости — это самые малые признаки посттравматического стрессового расстройства, которые могут вызываться бытовым насилием любого рода. Есть, однако, ещё одно следствие опыта насилия, которое в каком-то смысле страшнее вышеперечисленных. Пережитое насилие приводит к формированию сниженной самооценки. Ребёнок делает выводы о себе, о том, чего он стоит в этой жизни, по тому, как к нему относятся значимые взрослые. Если ребёнка обижают, унижают, бьют, пугают криком, угрозами, сексуально используют и т. д., то ребёнок уверяется в том, что ничего лучшего он и не стоит, что все это он заслужил, потому что он плохой. Часто это иррациональное убеждение формирует всю его дальнейшую жизнь. Надо сказать, что такая же логика есть и у взрослых жертв насилия. Они всегда спрашивают себя: «Почему это случилось со мной?». В случайных, иррациональных, жестоких и несправедливых событиях люди стараются найти логику и смысл: возмездие за грехи, собственное неправильное поведение, вроде провокации насилия, и некое ощущение своей общей мерзости, которая и есть причина произошедшего. У ребёнка низкая самооценка приводит к тому, что он перестает искать доброе отношение к себе, стремиться к успеху. Пережитый опыт насилия научит ребёнка это насилие совершать, правда, теперь по отношению к более слабым и беззащитным. Многие взрослые насильники в детстве были жертвами насилия.

Пассивный свидетель насилия так же испытывает негативные последствия этого опыта. Самое печальное следствие — это ощущение беззащитности — и своей, и взрослого человека — жертвы. Непреодолимая безнадежная беззащитность — а затем либо смирение с этой мыслью и появление покорной жертвы, либо яростный протест против этого — и появление агрессивного насильника. Первый опыт насилия в этом случае обычно совершается по отношению к тому, кто мучил жертву на глазах у ребёнка. Знакомый сюжет: сын избил, покалечил, убил отца, который годами преследовал и терзал мать.

Итак, получается замкнутый круг: насилие порождает насилие. Где есть насилие, там есть жертвы. Участники треугольника насильник-жертва-свидетель воспроизводят эти роли в следующих поколениях и\или с другими людьми. Мало кому удаётся избежать этого самостоятельно, без специальных усилий или специальной помощи.